Неточные совпадения
Многие из
генералов находились охотники
и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено.
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается
генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут
и почище тебя есть, а до сих пор еще не
генералы.
Добчинский. Нет, не
генерал, а не уступит
генералу: такое образование
и важные поступки-с.
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами
и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со временем
и в
генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в
генералы?
На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии
и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему
и в подметки не станет! а когда
генерал, то уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал? Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу
и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Городничий. Э? вишь, чего захотела! хорошо
и красную. Ведь почему хочется быть
генералом?
Артемий Филиппович (в сторону).Эка, черт возьми, уж
и в
генералы лезет! Чего доброго, может,
и будет
генералом. Ведь у него важности, лукавый не взял бы его, довольно. (Обращаясь к нему.)Тогда, Антон Антонович,
и нас не позабудьте.
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не в том дело —
и он опять обратился к
генералу, с которым говорил серьезно, — не забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность,
и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
— Он указал на представительную фигуру Степана Аркадьича в белых панталонах
и камергерском мундире, ходившего с
генералом.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он
и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся,
и поздоровался с княгиней
и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами
и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом
и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.
В это время через беседку проходил высокий
генерал. Прервав речь, Алексей Александрович поспешно, но достойно встал
и низко поклонился проходившему военному.
— Пойдемте, если вам угодно, — сказал он по-французски; но Анна прислушивалась к тому, что говорил
генерал,
и не заметила мужа.
Стараясь не шуметь, они вошли
и в темную читальную, где под лампами с абажурами сидел один молодой человек с сердитым лицом, перехватывавший один журнал за другим,
и плешивый
генерал, углубленный в чтение.
Его товарищ с детства, одного круга, одного общества
и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал
и в классе,
и в гимнастике,
и в шалостях,
и в мечтах честолюбия, на-днях вернулся из Средней Азии, получив там два чина
и отличие, редко даваемое столь молодым
генералам.
Был промежуток между скачками,
и потому ничто не мешало разговору. Генерал-адъютант осуждал скачки. Алексей Александрович возражал, защищая их. Анна слушала его тонкий, ровный голос, не пропуская ни одного слова,
и каждое слово его казалось ей фальшиво
и болью резало ее ухо.
Вернувшись к столу, полковой командир опять вышел с бокалом на крыльцо
и провозгласил тост: «За здоровье нашего бывшего товарища
и храброго
генерала князя Серпуховского.
Степан Аркадьич был на «ты» почти со всеми своими знакомыми: со стариками шестидесяти лет, с мальчиками двадцати лет, с актерами, с министрами, с купцами
и с генерал-адъютантами, так что очень многие из бывших с ним на «ты» находились на двух крайних пунктах общественной лестницы
и очень бы удивились, узнав, что имеют через Облонского что-нибудь общее.
Но так как все же он был человек военный, стало быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок, то чрез несколько времени, посредством правдивой наружности
и уменья подделаться ко всему, втерлись к нему в милость другие чиновники,
и генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почитал такими; даже был доволен, что выбрал наконец людей как следует,
и хвастался не в шутку тонким уменьем различать способности.
Я бы мог быть ему полезным, потому что у меня
и в Петербурге,
и даже при…»
Генерал речи не оканчивал.
Инспектор врачебной управы вдруг побледнел; ему представилось бог знает что: не разумеются ли под словом «мертвые души» больные, умершие в значительном количестве в лазаретах
и в других местах от повальной горячки, против которой не было взято надлежащих мер,
и что Чичиков не есть ли подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия.
В самом деле, назначение нового генерал-губернатора,
и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания,
и эти бог знает какие слухи — все это оставило заметные следы в их лицах,
и фраки на многих сделались заметно просторней.
— Ты мне позволишь одеваться при себе? — сказал
генерал, скидая халат
и засучивая рукава рубашки на богатырских руках.
— Он к тому не допустит, он сам приедет, — сказал Чичиков,
и в то же время подумал в себе: «
Генералы пришлись, однако же, кстати; между тем ведь язык совершенно взболтнул сдуру».
— Рекомендую вам мою баловницу! — сказал
генерал, обратясь к Чичикову. — Однако ж, я вашего имени
и отчества до сих пор не знаю.
Тентетникову показалось, что с самого дня приезда их
генерал стал к нему как-то холоднее, почти не замечал его
и обращался как с лицом бессловесным или с чиновником, употребляемым для переписки, самым мелким.
Генерал жил
генералом, хлебосольствовал, любил, чтобы соседи приезжали изъявлять ему почтенье; сам, разумеется, визитов не платил, говорил хрипло, читал книги
и имел дочь, существо невиданное, странное, которую скорей можно было почесть каким-то фантастическим видением, чем женщиной.
Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций,
и потом сам прибавлял: «а может быть,
и не делатель»; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии,
и тут же присовокуплял: «а впрочем, черт его знает, на лбу ведь не прочтешь».
Председатель отвечал, что это вздор,
и потом вдруг побледнел сам, задав себе вопрос, а что, если души, купленные Чичиковым, в самом деле мертвые? а он допустил совершить на них крепость да еще сам сыграл роль поверенного Плюшкина,
и дойдет это до сведения генерал-губернатора, что тогда?
— Это я не могу понять, — сказал Чичиков. — Десять миллионов —
и живет как простой мужик! Ведь это с десятью мильонами черт знает что можно сделать. Ведь это можно так завести, что
и общества другого у тебя не будет, как
генералы да князья.
«Он совсем дурак! — подумал про себя Чичиков. — Оборвышу позволить, а
генералу не позволить!»
И вслед за таким размышлением так возразил ему вслух...
— Да-с, — прибавил купец, — у Афанасия Васильевича при всех почтенных качествах непросветительности много. Если купец почтенный, так уж он не купец, он некоторым образом есть уже негоциант. Я уж тогда должен себе взять
и ложу в театре,
и дочь уж я за простого полковника — нет-с, не выдам: я за
генерала, иначе я ее не выдам. Что мне полковник? Обед мне уж должен кондитер поставлять, а не то что кухарка…
И тут же, обратясь к
генералу, сказал с улыбкой, уже несколько плутоватой...
Тут
генерал разразился таким смехом, каким вряд ли когда смеялся человек: как был, так
и повалился он в кресла; голову забросил назад
и чуть не захлебнулся. Весь дом встревожился. Предстал камердинер. Дочь прибежала в испуге.
В большом зале генерал-губернаторского дома собралось все чиновное сословие города, начиная от губернатора до титулярного советника: правители канцелярий
и дел, советники, асессоры, Кислоедов, Красноносов, Самосвистов, не бравшие, бравшие, кривившие душой, полукривившие
и вовсе не кривившие, — все ожидало с некоторым не совсем спокойным ожиданием генеральского выхода.
— Тридцать тысяч. Тут уже все вместе —
и нашим,
и генерал-губернаторским,
и секретарю.
Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения,
и что будто бы государь, узнавши о такой их дружбе, пожаловал их
генералами,
и далее, наконец, бог знает что такое, чего уже он
и сам никак не мог разобрать.
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу
генерал или князь. Захочешь —
и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или баба. За что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
— Только, пожалуйста, не гневайся на нас, — сказал
генерал. — Мы тут ни в чем не виноваты. Поцелуй меня
и уходи к себе, потому что я сейчас буду одеваться к обеду. Ведь ты, — сказал
генерал, вдруг обратясь к Чичикову, — обедаешь у меня?
Чичиков разрешился тоже междуиметием смеха, но, из уважения к
генералу, пустил его на букву э: хе, хе, хе, хе, хе!
И туловище его также стало колебаться от смеха, хотя плечи
и не тряслись, потому что не носили густых эполет.
— Выжил глупый старик из ума,
и больше ничего, — сказал
генерал. — Только я не вижу, чем тут я могу пособить.
— Помилуйте, что ж он?.. Да ведь я не сержусь! — сказал смягчившийся
генерал. — В душе моей я искренно полюбил его
и уверен, что со временем он будет преполезный человек.
Почему казалось мужчинам, что в них заключалось скверное
и нехорошее, сию минуту узнаем: в губернию назначен был новый генерал-губернатор — событие, как известно, приводящее чиновников в тревожное состояние: пойдут переборки, распеканья, взбутетениванья
и всякие должностные похлебки, которыми угощает начальник своих подчиненных.
Раздобаривая почасту с дворовыми людьми, он, между прочим, от них разведал, что барин ездил прежде довольно нередко к соседу
генералу, что у
генерала барышня, что барин было к барышне, да
и барышня тоже к барину… но потом вдруг за что-то не поладили
и разошлись.
Генерал Бетрищев, как
и все мы грешные, был одарен многими достоинствами
и многими недостатками.
— Историю… — тут Чичиков остановился,
и оттого ли, что перед ним сидел
генерал, или просто чтобы придать более важности предмету, прибавил: — историю о
генералах, ваше превосходительство.
Так, как был, в фраке наваринского пламени с дымом, должен был сесть
и, дрожа всем телом, отправился к генерал-губернатору,
и жандарм с ним.
Он один не изменялся в постоянно ровном характере
и всегда в подобных случаях имел обыкновение говорить: «Знаем мы вас, генерал-губернаторов!
Подкативши к подъезду, Чичиков с почтеньем соскочил на крыльцо, приказал о себе доложить
и был введен прямо в кабинет к
генералу.